Один богатый пан очень любил сказки слушать. Бывало, кто ему что ни наплетет, он все правдой считает.
Захотелось этому пану такую сказку послушать, какой бы он не поверил. И
объявил он повсюду: "Если кто расскажет мне такую сказку, чтобы я
сказал: врешь, дам тому тарелку золота".
Нашелся один такой сказочник. Звали его Янка. Приходит он к пану:
— Ставь, пан, тарелку золота, буду сказывать сказку.
Поставил пан на пол тарелку золота, а сам уселся в кресле и закурил трубку с длинным чубуком.
— Ну, рассказывай. Только смотри, как бы вместо золота розог не получить.
Присел Янка на корточки перед тарелкой и начал рассказывать:
— И чего, панок, на свете-то не бывает! Вот какой случай со мной вышел
однажды. Было это в то время, когда мой отец еще и на свет не родился.
Жил я с дедом. Делать дома нечего, вот дед и отдал меня к одному хозяину
пчел пасти. А было у того хозяина целых пятьдесят колод пчел. Надо
каждый день поутру пересчитать их и на пастбище гнать. А вечером
пригнать, опять пересчитать, подоить да в ульи загнать. И хозяин мне
твердо сказал: "Ежели ты хоть одну пчелу потеряешь, то не заплачу тебе
за целый год”. Вот какая была нелегкая работа!
— Все может быть,— соглашается пан. Глянул Янка на тарелку золота и продолжает рассказывать:
— Однажды пригнал я пчел с пастбища, пересчитал: нету одной пчелы...
Батюшки-светы, быть беде! Я бегом назад — пчелу искать. А уже вечереть
начало. Я туда, я сюда — нету пчелы. Вдруг слышу — где-то пчела ревет.
Смотрю — за рекой семь волков напали на мою пчелу. А она, бедняжка, от
них изо всех сил отбивается, не сдается. Бросился я на помощь пчеле.
Прибежал к реке — нет переправы. Что делать? А тут вот-вот волки пчелу
разорвут. Я, долго не раздумывая, схватил себя за чуб, раскачал — и
гопля через реку! Но до другого берега не долетел — упал посреди реки и
камнем пошел ко дну. Опамятовался кое-как и начал искать дорогу, чтобы
наверх выбраться. А тут, как назло, на дне реки кто-то костер развел да
такого дыму напустил, что прямо глаза ест, даже рыба носом сопит и
дороги из-за дыма не видать. Иду это я ощупью, глядь — медведь стоит.
Хотел я схватить его за хвост, да он ко мне головой повернулся. Я сунул
ему руку в горло, добрался до хвоста и за него ухватился. Испугался
медведь да как рванется наверх — ну, и вытащил меня. Сам бросился с
перепугу в лес, а я на берегу остался, да не на том, что надо. Тут
схватил я себя опять за чуб, раскачал еще посильней, чем в первый раз, и
— прыг на другой берег!
— Мало ли чего на свете не бывает,— говорит пан.— Может, и правда.
— Правда-то правда, пане, да, пожалуй, с изъяном. Ну так вот. Перескочил
я на другой берег, да с разбегу так грохнулся оземь, что по самый пояс
увяз. Я и туда, и сюда — не выбраться. Без лопаты, думаю, ничего не
поделаешь. Побежал домой, схватил лопату — и назад. Откопал себя и бегу
на помощь пчеле. Прибежал, отогнал волков, а пчела уже и ноги протянула:
задрали ее волки, пока я туда да сюда бегал. Что делать? Прикрыл я
пчелу веткой, чтоб волки не съели, а сам пошел к хозяину.
"Беда", — говорю. "А что за беда?" — спрашивает хозяин. "Волки пчелу
задрали". Как рассердился хозяин, как затопал на меня ногами: "Теперь не
дам тебе ни гроша!" Молчу я. Виноват.
Посердился хозяин и спрашивает: "А волки еще не съели пчелу?” — "Нет”.—
"Ну, это хорошо, что хоть пчела-то цела. Поедем заберем”.
Запрягли мы две пары волов, поехали. На лугу сняли шкуру с пчелы,
порубили мясо на куски и привезли домой. Дома засолили — целых
двенадцать бочек вышло. Весь год ели мы то мясо с хозяином.
— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан.— Может, и правда.
— Ну, а как кончился год, хозяин прогнал меня и не заплатил и ломаного
гроша. Только выпросил я у него кусок воску. Вылепил я из того воску
лошаденку, сел на нее и поехал к деду, ведь отца-то у меня еще не было.
Еду, еду — приехал в лес. А тут и есть захотелось. Потянул носом — чую,
на елке жареным пахнет. Подъехал я к елке, а там в дупле жареные дятлы
пищат. Ну, голод не тетка. Полез я в дупло за дятлами. Лезу рукой — не
влез, лезу ногой — не влез, лезу головой — не влез, бросился всем
туловищем — влез. Наелся там дятлов сколько хотел — и назад. Лезу рукой —
не вылезу, лезу ногой — не вылезу, лезу головой — не вылезу, всем
туловищем понатужился — тоже не вылез. Вспомнил я, что у хозяина за
лавкой топор лежал. Побежал, взял топор, прорубил в дупле дырку побольше
да и вылез.
— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан.— Может, и правда.
— Вылез я, сел на лошадку, заткнул топорик за пояс и еду дальше. А
топорик тяп да тяп, тяп да тяп... Вдруг лошадка стала — и ни с места.
Оглянулся я — половины лошадки нету: обрубил ее топорик! Чтоб тебе пусто
было! Вырезал я палку из ракиты, сшил лошадку да и еду опять. А ракита
вдруг стала расти и расти — выросла до самого неба. Ну, думаю, полезу на
небо, погляжу, что там делается.
Пан перестал пыхтеть трубкой:
— И что же ты там видел на небе?
— Чего я там только не видел, пане! Иду я это по небу, а в одной хате
святые вечеринку справляют: пьют, гуляют, веселые песни распевают.
Хотелось мне к ним зайти, да нет, думаю, с пьяными лучше не связываться,
а то еще тумаков надают. Иду дальше. В другой хате святой Микола храпит
под столом, словно пшеницу на базаре продал. Видно, порядком хлебнул.
— Мало ли чего на свете не бывает! Может, и правда,— говорит пан.
— И верно, что правда! Своими глазами видал. Зашел я к Миколе, думал —
может, чем поживлюсь. Да где там! Бутылки на столе пустые, хлеба ни
крошки. Покрутился я, вижу — валяется возле хозяина золотая шапка.
Возьму, думаю, хоть Миколину шапку. Зайду где-либо по дороге в корчму,
меня за нее и накормят. Взял я шапку — и назад. А тут Микола проснулся,
начал шапку искать. А ее нету. Наделал он крику-шуму... Надо, думаю,
домой бежать, а то поймают — от беды не уйти. А тут никак не найду того
места, где ракита на лошадке растет. Я и туда, и сюда — нету ракиты.
Вдруг вижу — святые на току гречиху веют, мякина так по всему небу и
рассыпается. Давай я ее ловить да веревку вить. Свил, привязал одним
концом к небу и начал на землю спускаться. Спустился к другому концу
веревки, а земли все не видать. Повис я меж землею и небом. Хорошо еще,
что со мной топорец-то был. Возьму это я отрублю конец веревки, снизу
подточаю и дальше спускаюсь.
— Мало ли чего на свете не бывает! — говорит пан.— Может, и правда.
— Точал я этак, точал, да и не приметил, как сквозь землю проскочил и в
аду очутился. Иду по аду, разглядываю, как там и что. Вдруг вижу: ваш
покойный батюшка — худой, босой, оборванный — свиней пасет.
Вытаращил пан глаза, трубка изо рта выпала:
— Врешь, хам! Не может этого быть, чтоб отец мой да свиней пас!
А Янка хвать тарелку с золотом — и за двери!